перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Нет худи без добра

архив

24-летний дизайнер Гоша Рубчинский выпустил свою первую коллекцию под названием «Империя зла» — удобную уличную одежду для подростков 17–18 лет. «Афиша» обсудила с ним его взгляды на молодежь, Родину и Бога

«Пусть нас лучше боятся», — говорит дизайнер Рубчинский и тут же улыбается так застенчиво, что
­бо­ять­ся становится невозможно. Даже свитшота с кроваво-красными буквами «Империя зла». Даже майки с шипами. Даже полной раздевалки юных «дружбанов Гошана» (цитата) в возрасте от 14 до 19 лет — участников показа первой Гошиной коллекции на стадионе в Сокольниках, ни одной модели, толь­ко друзья: скейтеры, хардкорщики, граффитчики, включая татуированного мальчика на вид не старше десяти

Гоша придумывал коллекцию последние четыре года, пока работал с молодыми энергичными дизайнерами Логиновым и Гайдаем. Сделать свое долго не получалось. «Я только сейчас понял почему: у меня просто не было четко сложившейся идеи, о чем я хочу рассказать людям. Идея сформировалась полтора года назад. Толчком стало знакомство с ребятами-скейтбордистами 17–18 лет. Это поколение тех, кто родился в 1989–1990 годах, кто уже идет после меня, я для них был старшеклассником. Они всегда привлекали меня, непонятно было, что у них в головах. Их мировоззрение, то, что их интересует, и легло в основу коллекции».

Это, конечно, не совсем мировоззрение скейтбордистов, даже совсем не оно. Гошина одежда узнаваема и 17-летними (как настоящее), и 30-летними (как ностальгическое прошлое). Стилистическое высказывание — предельно четкое. При этом все, что было надето в Сокольниках на худых подростков, не столько взято из их быта, сколько выкристаллизовалось из тысяч составных частей, порой из невероятного сора. «В конце 80-х или начале 90-х родите­ли впервые съездили за границу и привезли мне первые настоящие вещи: Levi’s, толстовки с героями Диснея, первые спортивные костюмы. У меня в памяти осталось это смешение — когда ты за одну поездку покупаешь все на полгода вперед, все подряд. Себе, ребенку, родственникам. И потом носишь все эти вещи, которые странно сочетаются. Главными в коллекции стала толстовка без капюшона, свитшот и спортивные костюмы — я помню, что все детство провел в спортивных штанах, а ни в каких не джинсах. Ты мог носить рубашку и свитер, но обя­зательно спортивные штаны. У нас уже отменили форму, и мы ленились: в чем удобно, в том и ходили. Какой-то рок-н-ролл — кожаные куртки и прочее — возник только после школы». Когда появилась мысль сделать одежду такой, какую он стал бы носить сам, — тут же выяснилось, что это и есть одежда 17-летних.

Что же в голове у этих 17-летних? Детство пришлось на 90-е — значит, ни Советского Союза, ни дефицита, ни религии толком нет, одна лишь идеологическая пустота и вещей с избытком. «Этих ребят уже не беспокоят комплексы нашего поколения. У нас как было? Появился «Макдоналдс» — загнули пальчик, появился MTV — загнули другой пальчик, группа Red Hot Chili Peppers приехала — третий пальчик. А им уже папа купил приставку, есть компьютер, они ходят в интернет, в общем, растут точно так же, как любой подросток в Европе или Америке, — по крайней мере это относится к жителям Москвы. Еще я взял за основу субкультуру скейтборда, потому что считаю, что она здесь лучше всего развита: ребята уже к 20 годам имеют хороший опыт, историю, многие катаются c европейскими командами. Когда я общался со своими сверстниками, я не понимал, куда мы движемся и зачем, основной идеей было сделать у нас так же, как где-то. А сейчас вроде все есть, все хорошо. Я немного ­остановился, задумался, встретил этих ребят и ­полностью погрузился в них. Есть особенность у России: нам испокон веков пытались что-то прививать — религию, моду, еду. Вроде бы ничего своего, но все равно, что бы ни прививали, оно здесь преобразовывается. Мне кажется, что ребята тоже это чувствуют. У нас все есть, мы такие же, как везде, — но мы можем делать что-то свое».

Рубчинский — не первый русский дизайнер, который ориентируется на 17-летних (есть еще «Твое» и Extra), но точно первый такой дизайнер-патриот. Патриотизм этот у него без фанатизма и крайностей — под такое его мягкое определение подходит, наверное, каждый второй: «Хочется жить в этой стране, и все, что ты делаешь, хочется делать именно в этой стране, для себя и для своих друзей. У меня нет стремления завоевать мир или выйти на западный рынок. Хочется, чтобы не только в Москве, но и в провинции ребята имели доступ к нашей одежде, чтобы она могла производиться у нас в стране и продаваться за вменяемые деньги. Допустим, ты живешь где-то в Сибири, идешь в магазин и покупаешь вещь отечественного производства, которая качественно сшита, хорошо выглядит, соответствует культурному контексту. Вот этого хочется. Идея ­такая, чтобы мы могли жить во взаимодействии с остальным миром, но в то же время иметь что-то свое, чтобы было заметно, что вот это российское, русское, у них есть одежда, есть культура, какие-то взгляды».

При этом сама Гошина одежда, конечно, американская. От носков до повязок на лицо. «А что такое русское? — парирует Гоша. — Косоворотка? Я пыта­юсь найти русское в странном отношении русского человека к тому, что ему пытаются привить. Для меня Россия — это немного юмористический подход ко всему, стеб. То есть если мы делаем толстовки, то мы их делаем не с Микки-Маусом, а с медведями и гербами. Двуглавого орла мы смешали с медведем, причем не просто с медведем, а с зомби-медведем, а медведь — это житель империи зла, поэтому мы напишем «Империя зла», а каким шрифтом? Давайте возьмем шрифт из грайндкора, то есть сделаем то, до чего не додумались бы никакие европейцы и американцы. А спортивную кофту украсим блек-металлистскими шипами».

Юные хулиганы со стрижеными головами, тренировочные, автомат в руках, «Империя зла» — ну ясно, скинхеды, фашистская эстетика. «Мне тут написала одна девочка — мол, Гоша, в вашей коллекции прочитываются темы национализма и фашизма. Я не на шутку испугался — почему человек так это понял? Я вовсе не упертый националист, мне нравятся люди, которые занимаются своим делом, делают его хорошо и приносят пользу. Какая разница, где ты родился, в какой стране живешь, в своей или нет. В общем, я после письма этой девочки очень волнуюсь, тем более что следующая коллекция еще больше окунается в национальную тему, и мне кажется, надо быть более открытым, чтобы мои идеи правильно поняли. Молодежи часто просто нравится идея, какие-то внешние атрибуты: мы носим короткие стрижки, мы такие сильные русские мужики, гоним из страны чужеземцев. И вся страна этим охвачена. Мне кажется, это все из-за отсутствия хорошего увлечения, какой-то интересной субкультуры. Мне хочется затронуть сейчас тему религии, она все-таки открывает какие-то каналы в сознании. Бы­вает, что человек националист, фашист — и при этом православный, и при этом он избивает или убивает других. И с тем, что это все уживается в одной голове, надо бороться. Я выбрал тяжелый путь, потому что я патриот и мне нравится вся эта русская тема, но я отрицаю все, что связано с фашизмом, все, что не по Богу, не по религии».

Тогда как же все это уживается в стриженой ­Го­шиной голове: все по Богу — и «Империя зла»? «Я считаю, что в последние годы сгустились тем­ные силы. И пусть лучше нас боятся, чем завоевывают. Мы специально называем себя злом. Но мы им не являемся».

В конце ноября в Ижевске прошел показ коллекции Гоши Рубчинского; в качестве моделей ­выступали ученики СДЮСШОР и студенты факультета физической культуры Удмуртского ­университета

Второкурсник с кафедры легкой атлетики (педагогический факультет физкультуры УдГУ), участник показа Рубчинского в Ижевске. Герои фотоистории — ребята-удмурты — выбраны ­Рубчинским, чтобы показать: Россия не ограничивается одной Москвой

Ошибка в тексте
Отправить