Русские медиа изнутри Юрий Кацман, издатель газеты «Не дай Бог!»

Фотография: Василий Смирнов/ИТАР–ТАСС

Юрий Кацман

— В принципе, вы можете уже не запускать газету. Сама газета вряд ли произведет такое впечатление, как сообщение о ее запуске.

— Конечно, мы ожидали именно такой реакции на сообщение о том, что будет эта газета. Сейчас эмоции немножко перехлестывают, и я все-таки считаю, что нужно дождаться выхода первого номера.  

— Это когда будет?  

— Надеюсь, в середине февраля. Но я хочу, чтобы все уже сейчас понимали: это история не про Путина. Если бы мы хотели сказать, что Путин — это хорошо, а митинги — плохо, газету можно было бы вообще не делать.  

— Ну да, вы уже говорили, что газета будет против революции, а не за кого-то. «Не дай Бог!» 1996 года тоже была не за Ельцина, а против Зюганова.  

— Тоже неточно. Я представляю задачу газеты так… Есть точка А, то есть нынешнее состояние, которое многим не нравится, многие хотели бы из этой точки А уйти в какую-нибудь точку Б. И наша история — о том, что мы хотим понять, что это за точка Б, и сформулировать план перехода в эту точку Б. План перехода, который не предусматривает крови и всех этих инструментов — вил, граблей и прочего. Вот хочется без этого обойтись.

— А революция — это какая точка? Вы же против революции. Точка Б — это не революция?  

— Революция — это ведь не финал, который переводит систему из одного состояния в другое. Это процесс перехода. Революции бывают мирные, бывают кровавые — заранее такие вещи прогнозировать не получается ни у кого. А бывает трансформация консенсусом, эволюционным путем. И вот революция — это единственное, против чего я выступаю. Вот идут демонстранты к какому-нибудь правительственному зданию — я хочу, чтобы они по пути к этому зданию не разгромили мой ларек.  

— Когда перед выборами запускается какой-нибудь медийный проект, то главный вопрос не в том, как идеологически мотивированы его участники, а в том, как они будут пилить деньги.  

— Я уже слышал такие версии, но это не тот случай, когда кто-то что-то пилит. Пилить здесь нельзя, невозможно пилить. На этот проект скинулись люди не для того, чтобы кто-то пилил их деньги.  

— И этих людей вы, конечно, не назовете по именам.

— Ну, это не очень известные в основном люди. Они действительно не хотят, чтобы их имена звучали в связи с этим проектом, но, надеюсь, к первому номеру мы хотя бы нескольких уговорим назвать себя и напечатаем их имена.  

— Хорошо, среди этих людей есть конкретный Михаил Прохоров?  

— Нет, Прохорова среди них нет. Есть какие-то мои друзья, у которых есть опасения — «не дай нам бог увидеть русский бунт». У них уже давно такая фобия. Они здесь вкладывали свои деньги, свои мозги, и они понимают, что, если что случится, пострадают-то в первую очередь они, а не те, кто пилил.

— И это частный проект, который к предвыборной кампании Путина никакого отношения не имеет, да?  

— Ни к Путину, ни к его кампании, ни к его штабу — не имеет.

— Идея не создавать новый бренд, а использовать «тот самый» — она чья, ваша?  

— Нет, если вы хотите именно мое мнение — я вообще не в восторге от этого названия. Но людям, которые скинулись, так хотелось — они помнят даже не саму газету, а помнят это название. И так уж оно им нравится, что они не могут без него. Я тут ничего сделать не могу. Не надо думать, что это перезапуск «той самой» газеты. То была агитационная газета, а теперь ведь не за что агитировать, нужен спокойный предметный разговор о том, как перейти из одного состояния в другое.

Полоса газеты «Не дай Бог!» образца 1996 года

— Еще один странный момент. Сообщество у нас сегментированное — есть журналистские тусовки, которые между собой очень редко пересекаются, песочницы такие. Вы всегда работали в проектах с участием прежде всего ветеранов «Коммерсанта», а Мамонтов (главный редактор газеты «Не дай Бог!». — Прим.ред.) — из другой песочницы. Как вы оказались вместе? Как вам с ним работается?  

— Да, раньше мы знакомы не были. Мамонтов был предложением тех бизнесменов, которые дали нам деньги.  

— То есть они дали деньги под Мамонтова?  

— Да, можно и так сказать. Понимаете, мы находимся в состоянии этой идеи всего неделю, есть много разных вопросов, которые нужно решать, и с Мамонтовым я сейчас почти не пересекаюсь. Он всецело занят контентом, поиском авторов, а я всецело занят организацией процесса. Пришлось, например, взять отпуск на основной работе в F5, чтобы полностью все посвятить поставленной сейчас задаче.  

— Отпуск в F5 — то есть и от «Гражданина поэта» на время существования газеты вы тоже отказываетесь?  

— Нет, им я продолжаю заниматься, но он занимает у меня 6 часов в неделю и доставляет мне удовольствие, причем в выходные, так что это не проблема. А если вы хотите спросить меня, не противоречит ли «Не дай Бог!» «Гражданину поэту» идеологически, то я здесь проблемы не вижу, противоречия, мне кажется, нет. По крайней мере мне не хотелось бы, чтобы «Гражданин поэт» призывал к вилам, граблям и гражданской войне. Андрюша Васильев, мне кажется, в этом со мной согласен.  

— Я понимаю, что если контентом занимается Мамонтов, то у него и надо спрашивать, но хотя бы по авторам — вы же наверняка знаете, кто будет писать для газеты.  

— Про контент меня спрашивать бесполезно, и я сейчас не ломаюсь.

— Но ваш друг Сергей Мостовщиков — он-то будет?  

— Не знаю. У меня другие задачи. Нужно за очень короткий срок наладить распространение за не очень большие деньги.

— «Не дай Бог!» действительно будет распространяться как вкладка к «Комсомольской правде»?

— Да, рассматривается несколько больших федеральных изданий, чтобы делать газету в виде вкладки к ним. Это решение пока окончательно не сформулировано, но мы действительно обсуждаем такую возможность.  

— «Та самая» газета «Не дай Бог!» была ориентирована на аудиторию «Коммерсанта». По-моему, даже в Москве она вообще не распространялась. Вы тоже будете ориентироваться на регионы?  

— Идеологически мне хотелось бы зайти в Москву, хотя бы чтобы посмотреть на реакцию медиасообщества, мне это интересно. А так мы действительно ориентируемся на регионы, но на все, не будем их как-то делить — вот сюда пойдем, а сюда нет. Хотя бы потому что это проще — если договоримся с федеральными изданиями, то пойдем по всей сложившейся базе, по всем регионам, в которых распространяется это федеральное издание.

— Не боитесь, что даже непритязательная аудитория будет смеяться над вашей газетой? Хотя бы потому что помнит 1996 год?  

— Это мы с вами помним 1996 год, а давайте выйдем на улицу и спросим прохожих: вы помните газету «Не дай Бог!»? Понимаете, какой будет результат. Журналисты, наверное, помнят и, наверное, будут смеяться, но смеяться будут ну один номер, ну полтора номера. Все зависит от того, что в газете будет написано. Профессиональное сообщество оценивает содержание, а не название. А название — для меня это цитата из Пушкина. Не дай бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный! Я это так для себя транслирую. Когда я думаю о том, что может случиться в России, в моей голове появляется цитата из Пушкина, что тут смешного?  

— После выборов газета сразу закроется?  

— Пока планируем издаваться до середины марта, а дальше посмотрим.  

— В зависимости от новых митингов?  

— В зависимости от ситуации в стране и от наличия финансовых ресурсов и желания людей, которые эти ресурсы предоставляют. Ну и от того, будет отражать газета их настроение или не будет. Пока вот такая договоренность.  

— Где будет находиться редакция, где будет офис?  

— Хотите угадать инвестора по расположению офиса? Не получится. Сидеть будем на «Арме», но совершенно случайно — просто потому что один из тех людей, которые дают деньги, тоже сидит на «Арме». Не в медиагруппе «Живи!», в другом помещении. Случайно арендует мой хороший знакомый там рядом.