Бургеры, амулеты и банкоматы: Крым спустя год после присоединения к России

Этот материал впервые был опубликован в июньском журнале «Афиша».

Год спустя

Первое, о чем говорят люди, независимо от возраста, занятий и политических взглядов, — это дороги. «Судорожно начинают делать дороги, осваивают бюджет — пока получается плохо»; «Когда были Украиной, у нас были одни из лучших дорог — почему сейчас их не делают?»; «Дороги сейчас — это страх божий, как после войны».

Второе — цены: «Ялта теперь один из самых дорогих городов России»; «Продукты подорожали — глаза закатываются»; «При Украине можно было сходить в ресторан на 300 рублей — сейчас минимум на тысячу».

И третье — это то, о чем как бы никто не говорит. То, что есть в беседах с выключенным диктофоном, в отказах дать интервью или сфотографироваться, в желании скрыться под псевдонимом или просьбах ни в коем случае не намекать на место работы. Молчание, но не в знак согласия.

М. и А., с которыми мы говорим по скайпу, не хотят называть в печати имен «из соображений безопасности». М. живет в Ялте, А. — недалеко от нее, в поселке Мисхор. М. боится, что Крым повторит судьбу Абхазии, откуда родом ее отец и где со времен гражданской войны в нача­ле 90-х, по ее словам, ничего не стало лучше. «Я никогда в жизни не представляла, что все может вот так в один момент с ног на голову перевернуться, — говорит М. — Ялта для меня была как маленький уголок покоя и абсолютного, безбрежного счастья. Каждый человек, который приезжал сюда, уезжал с каким-то чувством облегчения, словно что-то находил. Ничего как будто не изменилось — море то же, солнце так же ярко светит, природа та же. Но покоя и защищенности уже нет». «Однажды я ездила на Ай-Петри, маршрутчик всех высадил и спросил, где я работаю, — рассказывает А. — Когда я сказала, что в американской компании, он спросил — а она не вредит России? Ну как она может вредить России?! Россия вредит сама себе. Он начал говорить — как хорошо, что Россия присоединила Крым, потому что теперь тут будет как в Сочи. Я спросила, был ли он за границей. Оказалось, нет, и в Сочи он тоже не был».

На вопрос о том, стало ли что-то лучше, М. и А. чест­но пытаются что-то вспомнить. Карты Visa и MasterCard на момент разговора не работают — зарплату получить можно путем долгих финансовых операций. Повсюду патриотические баннеры и флаги. Любимые рестораны закрылись. Выехать можно куда-то теперь только через материковую Россию. А что лучше? Говорят, что не знают.

Симферополь

Розовый чемодан проплывает по багажной ленте в седьмой раз. Международный аэропорт Симферополь обслуживает только российские рейсы, зато по шесть-семь в час — загрузка немаленькая, новый терминал строится. Вам выдают сумку, и вы идете к желто-синей табличке «Выход». Таксисты предлагают подвезти до Ялты «по госцене, за полторы». В автобусе видите слово «вхiд». Через несколько минут проезжаете мимо детских рисунков с подписями «Единая Россия» и «Многонациональный дом». Еще чуть-чуть, и вы окажетесь в Симферополе — пыльной столице Крыма, городе без гор и моря, перевалочном пункте, которого вам не избежать, если прилетели сюда на самолете.

Конец апреля. На Советской площади репетируют Парад Победы. Фермеры Алексей и Ирина Дмитриевы приезжают на встречу с тремя детьми — все умеют доить коз. «Нам сказали — ничего негативного говорить нельзя, — предупреждает Алексей. — Только позитив о Крыме». «Да кто тебе такое говорил? — смеется Ирина. — Ты можешь говорить все что хочешь». Десять лет назад Алексей заболел гепатитом с осложнениями. Ему посоветовали пить козье молоко, Дмитриевы завели несколько коз — и сейчас в их хозяйстве уже 150 голов. Дмитриевы — одни из немногих крымских производителей козьего сыра, товара, ввоз которого из стран Евросоюза прошлым летом был запрещен. «У нас всегда был большой спрос, но сейчас сезонный пик, и не в последнюю очередь из-за санкций. Со сбытом все очень хорошо, продукция расписана, — рассказывает Ирина. — Хуже жить мы не станем, лапки не сложим. Как было при Кучме и при Ющенко, так и будем делать то же самое». А что стало лучше? «Была, конечно, эйфория, если не сказать больше — слава богу, нас забрала Россия. Что что-то изменилось в лучшую сторону, я сказать не могу. Слава богу, нет войны. Но почему же деньги не осваиваются? Топчемся на месте».

К Дмитриевым посоветовал обратиться Роман Антоненко — владелец, как пишут на сайте «Афиши–Город», «симпатичного малого бизнеса»: места для отдыха с детьми «Маленькая ферма», где можно играть с животными, кататься на пони и есть в ресторане «с настоящей русской печью». Роман хочет написать путеводитель по Крыму для «Афиши» и надеется, что Крым станет больше европейским курортом, чем советским. Произошедшее он сравнивает с небольшим стихийным бедствием. Отмечает, как люди вокруг активно обсуждают события и разделились на тех, кто исключительно против и исключительно за. И как все работают в полевых условиях, в которых перенастроить мышление за один год сложно. Главное, говорит Роман, чтобы Крым не стал Северным Кипром — турецкой республикой, не признанной никем, кроме, собственно, Турции, и находящейся в таком состоянии уже 30 лет.

Недалеко от вокзала-призрака (табло не горит, поездов и пассажиров нет) стоит «Макдоналдс» — тоже призрак. Вход забаррикадирован тумбой. Здесь нас ждет Сергей, дизайнер-проектировщик, предупреждавший, что будет ныть о загубленном IT-кластере. «Может, вернутся, когда получше станет», — говорит Сергей, комментируя пустующее четырехэтажное здание, в котором раньше работала компания «Яндекс». «Тут маленький город, а в «Яндексе» трудилось 60 человек. В нашей же компании работало 30, а осталось девять. Я очень хотел в «Яндекс», и мне именно за него обидно. У меня есть возможность переехать и в Россию, и на Украину, но я очень люблю Крым и не могу от него просто так отказаться». Сергей считает, что Крым рано или поздно должен был стать российским — «мы всегда здесь по-русски говорим», — но хотел бы, чтобы это было сделано более плавно. «Референдум провели слишком рано, с Украиной портить отношения не надо было. И я знал, что к Крыму в мире будут относиться так, как относятся». Говорит, что может летом сесть на велосипед и доехать до моря, что здесь горы и можно заниматься сноубордом. Что готов терпеть даже проблемы с интернет-сервисами — например, невозможность поставить флеш-плеер на Chrome и обновить Photoshop, блокировку корпоративной почты Gmail и Google AdWords, мороку с интернет-магазинами и западными фриланс-биржами, нерабочими Airbnb и сайтами, заблокированными с украинской стороны. Те, кто работает с приложениями для телефона, вообще могут заниматься этим только через VPN.

Уехать куда-то можно, лишь полетев на самолете, — на Керченской переправе до сих пор гигантские очереди, и что будет летом, страшно представить. «Еще стало жестче в плане распития спиртных напитков и курения в общественных местах. Вот у меня знакомый уже собрал все бумажки — и за курение, и за распитие», — говорит Сергей. Ежедневная жизнь, впрочем, у него изменилась не сильно, разве что стал заметен ура-патриотизм с российскими флагами на улицах и подорожала аренда квартир. А вообще, считает Сергей, «любые изменения всегда к лучшему, какими бы они ни были»: «Что лучше стало? Год — еще не показатель, говорить рано. Переходный период пару лет еще продлится точно. Главное, чтобы санкции не продолжались».

Севастополь

Есть перенести киоск с хот-догами Papa Grill из центра Севастополя в парк Горького, очередь туда будет не меньше, чем к какому-нибудь фургону с бургерами. В фейсбуке можно найти Papa Grill с точно таким же названием и логотипом, но киевский — к крымскому он будто бы отношения никакого не имеет. Вероятно, была с этим связана и какая-то драма, но от комментариев владельцы обоих Papa Grill решили воздержаться. Говорим с продавцом Станиславом — улыбчивый, лысый, бородатый, поварской стаж 22 года. Уши проколоты, на фартуке — под цвет — георгиевская ленточка. Сразу говорит, что в феврале-марте прошлого года служил в ополчении — две медали, группа захвата. С работы тогда ушел, потому что нельзя было совмещать. Сейчас чувствует, что вернулся домой. «Ездил в Киев — там считают всех местных фашистами. Люди в неадеквате пребывают», — уверен Станислав. На вопрос об улучшениях отвечает так: «У меня появилось позитивное настроение — при Украине перспектив не было. Денег больше стало. Раньше давали стабильно 200 гривен — и больше, как ни крутись, ничего. Еще алкаши, наркоманы с улиц пропали. Да, есть несогласные — но чем больше их будет, тем мощнее противодействующая сила».

За углом — магазин «Россияночка», который стоит аккурат напротив ресторана украинской кухни «БорщОК». Старушка на улице предупреждает: «Вам покушать, ребята? Лучше идите в «Черноморочку». Это — не надо». Все-таки заходим. Меню — на украинском: представлены, в частности, несколько видов борщей. «Это стилизация, — объясняет владелец Михаил Александрович. — Приходят люди, неправильно настроенные, и начинают реагировать. Сегодня в Крыму приняты три официальных языка — русский, украинский и татарский. Вы когда приходите в «Макдоналдс», вы же не говорите — дайте мне бутерброд с котлетой внутри? Вот и у меня название, стилизованное на украинском, а ниже — объяснение на русском». Говорит о совпадениях в руccкой и украинской кухнях; о том, что русские заходят и говорят: молодцы, сделали «национальную» кухню. Рассказывает, что живет уже в третьей стране после СССР и Украины: «Поддерживаю ли я Россию — тонкий вопрос, присоединение — это сегодня факт». Упоминает дочку: «Все, кому до 23 лет, — это те, кто родился на Украине, и им, чтобы понять, чтобы перестроиться на менталитет России, нужно время. Нельзя ломать и рвать. Ассимилировать — это другая вещь». На прощание говорит: «Будь толерантен, а то за тобой придут».

В музыкальной студии «Сератонин» маленькая девочка смотрит мультфильм о Гамельнском крысолове. Спрашивает взрослого: «Почему все крысы идут туда?» Он отвечает: «Потому что они не могут не идти за волшебной дудочкой». Здесь мы разговариваем с Элей из Metaboo — раньше играла в одной команде с Максимом из группы Shadazz. Shadazz выпускаются на лейбле Prick Records, его создатели в прошлом году писали в редакцию «Афиши–Волна» — узнайте, говорили, что происходит с музыкой в теперь российском Крыму. Теперь, как выяснилось, создатели Prick Records из Крыма уехали — один живет в Одессе, другой в Петербурге, — а группы остались. «Мы оба лидеры, и вместе в группе нам с Максимом было тяжело», — объясняет Эля. Максим, с которым мы видимся на следующий день на проспекте Нахимова, где почему-то ловит вайфай-сеть McDonalds, говорит: «Устал я от работы с ней». Так или иначе, ни Эле, ни Максиму не хочется безвылазно сидеть в Крыму, тем более играть и записываться тут особенно негде, что, впрочем, практически не связано с прошлогодними событиями. В Россию ехать далековато, связь с Украиной фактически перекрыта — некоторые гастрольные надежды у Эли с концертами в Украине не оправдались; группу Максима звали выступать на фестиваль в Коктебеле, но тот раскололся на два — прошлые организаторы уехали в Одессу, а на нынешней Jazz Party, организованной агентством «Россия сегодня», слишком много российского ура-патриотизма. Барабанщик в его группе настроен проукраински, поэтому не вариант. На вопрос об улучшениях Максим отвечает так: «Мне кажется, не стало хуже и не стало лучше. Стало хуже в мозгах. Молодежь — будущее Украины — отходит, и я боюсь, что отношения у русских с ней будут — как с Польшей и Прибалтикой». Эля, подумав, говорит: «Я не знаю, что сказать».

1 мая, главная городская набережная. На парапете продают бронзовые фигурки, молодая пара таращится на президента и не понимает: «Вон Путина уже даже сделали». — «Да нет, это не Путин». Скейтер в красной шапке катит мимо ларька с футболками, на которых написано «Путин. Самый вежливый из людей» и «Путин. Все идет по плану». «Вот смотри — ты ж славянин? Не еврей?» — вдруг спрашивает человек, здесь же торгующий амулетами. Свадебник, лапа медведя, Велесова печать, обережные знаки, коловраты — от полутора тысяч рублей. Рассказывает, что мы живем не по эпохам, а по чертогам, сейчас закончился чертог лисы и начался чертог волка. В Украине (а все местные говорят именно «в») все точно устаканится к 2018 году. «Ты есть энергия воплощенная. Ты приходишь сюда для чего? По конам — правилам мироздания, которые нельзя нарушать, — ты и есть бог. На землю приходишь, чтобы учиться. Несчастная любовь — ты страдаешь и получаешь опыт. Потом, когда выходишь за пределы, в галактическое, становишься уже планетой, стихией. Мы же знаем, что земля живая, что деревья живые. А что ты смеешься?» На вопрос, не случается ли у него на идеологической почве столкновений с православными, рассказывает про полицию: «Подходят и говорят — а что это у вас за фашистский знак? Есть закон, который его запрещает. А я очень просто отвечаю, что я ж не спрашиваю, почему ты ходишь в голубой рубашке? Ты же не педик? Потому что, если говорить о символике, это символ педиков. О каком Гитлере ты говоришь?»

Торговец также сообщает, что за последний год изменилось «много всего», а сейчас он делает славянский фестиваль и ищет волонтеров. Есть ощущение, что у него все получится.

Ялта

Таксист, который везет нас до Ялты, рассказывает, что брат его уехал в Киев и «теперь как помешанный». Выпили, обозвали друг друга продажными — теперь никак не сладят. Говорит, что жил и мечтал попасть «к батьке под крыло» — «местным всем нравится, а приезжих мы куда-нибудь отправим».

Чемпионатом Евразии по боевому самбо отмечает центральная площадь Ялты праздничную субботу 2 мая. Спортсмены из Казахстана, Чеченской Республики, Крыма, Таджикистана, Санкт-Петербурга и других регионов бьются за квартиру. Разминаются у памятника Ленину. Тут же подростки катаются на скейтбордах. Между боями звучит песня «Звезда по имени Солнце» — та самая, со строчками «И две тысячи лет — война, война без особых причин».

Кроме ринга на центральной площади установили сцену — Ялтинский культурный центр проводит День украинской культуры. Выступает народный хор «Червона калина», все участники — в вышиванках. «Даже не ожидал, что здесь такое разрешат, — удивляется Вова, в прошлом году решивший не получать российский паспорт. — У нас тут закрыли украинскую школу — перепрофилировали ее в обычную. До референдума здесь проводили митинги, и украинский должен был пройти на этом месте. Потом его перенесли в другое место, а тут решили проводить российский. На украинский в итоге пришли байкеры и другие здоровые мужики, которые сняли все флаги и разогнали его силой. Сейчас я не встреваю в подобные ситуации и не вижу, чтобы тут проявлялось что-то украинское. Всем страшно — зачем?»

«Ты спрашивал, что стало лучше, — вот фонтан в центре наконец очистят», — говорит М., которая присоединяется к нашей прогулке, только что освободившись с работы. «В Ялте очень много маленьких строек, но я это не поддерживаю. Когда город застроят и начнут расширять, рано или поздно возьмутся за лес», — считает Вова. Вова, М., А., которая в этот день проезжает 200-километровый маршрут на велосипеде ради будущего участия в гонке Париж — Брест — Париж, и Дима — давние друзья. По выражению одного их знакомого, вместе они производят впечатление героев из «Ассы». Все они вместе ходят в горы; все резко против того, что произошло; все отмечают бюрократические неудобства и давящие со всех сторон информационные потоки. «Только не пиши, что мы граффитчики, — просит Вова. — Приезжал Гоша [Рубчинский], делал съемку — потом написали в журнале: «Познакомился с местными граффитчиками». Очень глупо было».

«Мы между собой познакомились действительно благодаря граффити, но пшикали последний раз месяц назад, — объясняет Дима. — Для нас граффити — это смешно: здесь есть тусовка, которая грезит хип-хопом 80-х, а мы скорее иронизируем над этим. Я не хочу ничего вкладывать в граффити — нишевое искусство того не требует. Но мы пришли к тому, чем мы занимаемся сейчас, через граффити, поэтому не отрицаем, что граффитчики. Вова занимается иллюстрациями и концептуальным искусством, я — музыкой и фотографией: коллекционировал, как крымская власть удаляла символы советского прошлого и как новая Россия удалила все символы украинского». Работы Димы выставлялись в Европе и публиковались в итальянском Vice. Ребята отлично осведомлены об изменениях в городе — вот любимый пляж, который теперь облагораживается; вот новая бургерная, ­которых вообще стало гораздо больше, — видимо, пытаются компенсировать недостаток «Макдоналдса». Вот гостиница «Парус», в вечернее время подсвечивающаяся российским триколором, а вот кинотеатр «Спартак», часть которого была выкрашена в жовто-блакитний, а часть — в белый-синий-красный.

«Похоже, ребят, вы всю жизнь ели какое-то говно», — говорит Саша, младший брат Вовы. С ним, М. и самим Вовой мы за городом жарим бургеры и потому говорим о еде — она, по единогласному мнению, стала хуже. Как, кстати, и пиво, в которое добавляют лимон, — получается «крымский хугарден». Горит костер, чирикают птицы, играют Led Zeppelin, потом The Smiths. Музыку ставит Толик, владеющий штемпельной мастерской, — после Нового года он заметил большой подъем спроса. «Может быть, есть положительные моменты, но даже если все тут будет здорово, это будет основано на лжи, — считает Толик. — На тебя повсюду давят информацией — наклейками, ленточками. Надежды в нынешней ситуации нет — я вообще боюсь, что будет полномасштабная война. А мы тут не то что избегаем этой темы — просто как жили на Украине, так и живем».

Водитель А. везет нас обратно в Ялту без прав — украинские уже недействительны, российские еще не получил. Скорость всего 60–80 км/ч, но по излучистой дороге кажется, что в три раза больше. Приезжаем в South Café, где должно состояться следующее интервью — c организатором одного из немногих фестивалей, оставшихся в Крыму.

«Эта песня посвящается котам, потому что Ялта — город котов!» Андрей Скрим — арт-директор South Café — выступает с фанковой группой South Band. Фестиваль, которым он занимается, называется Yalta Summer Jam и ежегодно собирает би-боев со всего мира, а особенно с Украины и из России. Рассказывает, что стоял у истоков хип-хоп-культуры в Крыму: «Здесь еще в 90-х существовал уникальный ялтинский танец «рэп» — посмотрев клипы, ребята сами учились его танцевать. Потом уже увидели в передаче «Башня» Da Boogie Crew — появилась первая банда, здесь провели фестиваль, в котором участвовало 14 команд. Спустя 15 лет есть полноценная команда, в которой я участвую и которая развивает хип-хоп. Есть даже молодежный центр с танцевальной студией». В прошлом году фестиваль думали не проводить — но солнце осталось, природа не изменилась, и, хотя отношения с украинскими спонсорами закончились, помог человек, который сюда до этого приезжал: «Не хватало костяка украинского, но круг был забит, все осталось бесплатным, и, конечно, можно было ходить на пляж и загорать». Гражданская позиция, говорит Андрей, у него строится вокруг семьи — она должна жить в спокойствии и достатке: «Если бы были тревожные факторы, мы бы уехали. Есть плюсы, есть минусы — мы просто приспосабливаемся к новым условиям. Хотелось бы, чтобы из России поступила помощь нашему фестивалю — культурному достоянию города. А что стало лучше? Мои товарищи называют это показательными выступлениями — где-то забор починили, где-то еще привели в порядок мелочи, к которым я уже привык».

Назад в будущее

Утро понедельника. Возле остановки человек громко кричит в трубку: «Я тебе … в жопу засуну, я тебя в натуре закодирую!» По квитку («Дякуємо за покупку» — написано на нем) вы заходите в троллейбус, который около трех часов будет везти вас из Ялты в Симферополь. Бежит вприпрыжку старичок, на ходу прося открыть заднюю дверь. Выглядывает солнце. Дорожные знаки «Спасибо за чистые обочины» чередуются с «Внимание, аварийный участок 1 км». Вот выцветший баннер «Вместе с Россией! 16 марта референдум», вот реклама в Алуште: «Мы — новая русская империя!». Слева горы, справа море, с утра встреченное белым туманом. Слетают усы, и водитель в перчатках поправляет их, сразу после включая «Афганскую вьюгу» Розенбаума: «Ах, какая весна в Фирюзе, ах, какая она была».