Мигранты
Профессор Сорбонны об этнопреступности в Европе
В Москву на урбанистический форум приехала Софи Боди-Жандро — профессор Сорбонны, социолог и специалист по этнопреступности, изучающая мигрантов, уличные банды и межнациональные столкновения в городах. «Город» поговорил с ней о ксенофобии в современной Европе — и как этот опыт использовать.
С 2008 по 2011 год Боди-Жандро была президентом Европейского общества криминалистики Существует ли вообще такая вещь как этнопреступность? Или же преступность не имеет национальности?
- Во Франции ситуация очень специфическая, потому что официально в законе не существует понятия национальности: когда оформляют преступление, есть только одно уточнение — совершил ли его гражданин страны или иностранец. Понятно, что этот критерий не позволяет собирать статистику: у многих иммигрантов даже в первом поколении легко может быть французский паспорт. Поэтому во Франции это недопустимо даже на уровне языка — ни один полицейский в официальном выступлении не позволит себе назвать злоумышленника «афрофранцузом» или «арабом». Я как ученый считаю это чудовищным лицемерием — очевидно, что корни и происхождение всегда будут для людей важнейшим фактором самоидентификации. Даже когда я собираю данные в беднейших иммигрантских кварталах, это постоянно всплывает в разговоре: «Да у него же бабушка была из Болгарии!» Но в официальном поле этого не существует. И когда чернокожие подростки жгут машины, они сами считают себя французами, обделенными государством, и власти считают их французами. В Англии регулярно случаются иммигрантские восстания: пакистанцы бьются со скинхедами или что-то в таком духе. У нас такое тоже бывает, но вслух об этом не говорят никогда. При этом межэтническое напряжение, безусловно, существует, сейчас в Париже самая накаленная тема — цыгане. В стране очень много подростков-выходцев из Болгарии и Румынии, которые занимаются кражами, грабежами и проституцией, при этом у них нет документов, и, когда их пытаются посадить в тюрьму, они говорят, что им еще не исполнилось 15 лет, — и по закону их обязаны отпускать. По неофициальной статистике 30–40% карманных краж во Франции или как минимум в парижском регионе сейчас совершают именно подростки цыганского происхождения.
- Насколько вообще силен сейчас во Франции уровень ксенофобии?
- Он очень неоднороден даже внутри парижского региона. Если поделить регион на три части, то в первой — внутреннем ядре, собственно, в Париже и его центре, будет самый высокий уровень преступности, в том числе и этнической. При этом люди, которые тут живут, в большинстве своем абсолютно не кровожадны и совершенно точно не хотят, чтобы на улицах стало больше полиции. Город ощущает себя интеллектуальной столицей, и это позволяет горожанам относиться к этнической преступности с ноткой философии: «Мы живем в глобальном мире, это цена, которую приходится платить. Подумаешь, украли телефон, ничего страшного не произошло». Если же двинуться дальше в пригороды, особенно в северные и восточные, мы попадем в самые бедные и неблагополучные районы, где по статистике от преступников хоть раз пострадал каждый второй. Люди боятся ездить по вечерам на электричках, боятся отпускать детей одних, боятся заходить в подъезды. Разумеется, все они недовольны полицией, все хотят, чтобы везде стояли камеры наблюдения, — и их, в общем, можно понять. Но самое интересное, что совершенно зашкаливающий уровень ксенофобии обнаруживается у людей, обитающих еще дальше от Парижа, в богатых зеленых пригородах. Они живут в собственных домах и никогда не ездят на метро — и притом невероятно боятся иммигрантов, требуют еще больше полицейских на улицах, еще больше камер, еще более серьезных наказаний для преступников. Это кажется странным — почему они так боятся иммигрантов, если они с ними практически никогда не сталкиваются? Я думаю, что их ксенофобию подпитывает экономическая неуверенность: может быть, они не выплатили до конца ипотеку за свой прекрасный дом, или они боятся, что, если иммигранты появятся в их квартале, цены на их недвижимость упадут, и переносят все эти тревоги на подростков, которых видят по телевизору.
-
Беспорядки в Тулузе, ноябрь 2005 года1/4 -
Тоттенхэм в августе 2011 года2/4 -
Футбольные беспорядки в Марселе, январь 2010 года3/4 -
4/4
- Насколько ощущение безопасности на улице зависит от работы полиции?
- Французы категорически не желают брать на себя ответственность за охрану порядка и считают, что этим должно заниматься государство: «Я плачу налоги, а дальше разбирайтесь уж сами». В Англии все устроено принципиально иначе: жители охотно объединяются для борьбы с правонарушителями, бдительно следят за тем, не околачиваются ли на их улице подозрительные личности и не лезет ли грабитель к соседу в форточку. По британским законам жители района даже могут получать копии отчетов местной полиции. Кроме того, они рассчитывают на то, что стражи порядка будут постоянно присутствовать в их жизни: обходить дома, знать, кого как зовут, поддерживать светскую беседу. Если район иммигрантский, ожидается, что участковые будут знать старейшин местной общины и поддерживать с ними связь. Неудивительно, что в Британии полицейские десятилетиями работают в одном и том же квартале, тогда как во Франции их могут переводить с одного места на другое каждые два года. Столь же разительно отличается и отношение к сотрудничеству с властями: после погромов в Лондоне в 2011 году британская полиция распространила фотографии подростков, грабивших магазины, с призывом помочь их найти. Для среднестатистического англичанина это дело безусловно достойное, но если бы подобное произошло во Франции, все были бы в шоке: как, им предложили на кого-то доносить! Я думаю, это отчасти последствия Второй мировой войны: до сих пор силен комплекс вины за выдачу немецкому правительству французов-евреев.
- Знаете ли вы примеры каких-то нестандартных мер, которые предприняла городская администрация, чтобы снять напряжение в обществе?
- Из неожиданных примеров я могу вспомнить Стефана Гатиньона, мэра довольно неблагополучного округа Севран на северо-востоке Парижа. Когда в прошлом году правительство урезало бюджет на социальные пособия и борьбу с наркопреступностью, он поставил палатку у мэрии, позвал прессу и объявил голодовку, после чего просидел так пять дней, пока правительство не сдалось и не выдало необходимые дотации. Но это, конечно, безумие — во Франции 36 тысяч муниципальных глав, представляете, что будет, если все они поступят таким образом? Другой пример нестандартного подхода связан с переделом влияния на иммигрантском рынке в лондонском Брикстоне. Изначально его держали сомалийцы пополам с выходцами из восточной Европы, но недавно свою долю захотели получить приезжие из Афганистана, и один из них был убит. Чтобы предотвратить межнациональные конфликты и погромы, местные власти нашли полицейского, говорящего на фарси, и отправили его вести переговоры о мире к афганским старейшинам. Наконец, еще один пример — из итальянского города Турин, где существовало два неблагополучных иммигрантских района, жители которых наотрез отказывались обращаться с полицией. Мэр Серджио Кьямпарино в 2009 году придумал отправить туда толпы социальных работников с блокнотиками, которые ходили по квартирам и методично записывали жалобы на неработающие лампочки в подъездах и плохую уборку мусора. На протяжении нескольких месяцев все это чинили и отлаживали, после чего уровень безопасности в кварталах значительно вырос, хотя собственно о безопасности речь вроде бы и не шла. Кстати, мне рассказывали, что в Москве сейчас активно налаживают общение с муниципальными службами через интернет, и я думаю, что это отличная возможность жаловаться на то, что тебя не устраивает, и никуда для этого не ходить.
- В России сейчас уровень ксенофобии стремительно растет, и только недавно было массовое выступление националистов в московском Бирюлево. Можно ли что-то с этим сделать?
- На самом деле про это писал еще основатель социологии Эмиль Дюркгейм: когда общество неблагополучно, ему требуются козлы отпущения. Чаще всего таковыми оказываются люди, во-первых, отличающиеся внешне, а во-вторых, стоящие ниже всего на социальной лестнице. Очень легко обвинить чужаков в проблемах, затрагивающих всю страну, и государство должно иметь мужество этого не делать и не разряжать таким образом социальное недовольство. Научить толерантности, на самом деле, не так сложно: за время работы я пришла к выводу, что независимо от того, идет ли речь о религиозных, этнических или культурных различиях, идеальные кандидаты на роль посредников — это молодые матери с колясками. У них всех исключительно похожий образ жизни и одинаковые и очень понятные интересы: чтобы было спокойно на улицах, чтобы были хорошие школы; им легче всего налаживать контакты. Если в неблагополучном районе создать место, где молодые мамы разных национальностей смогут встречаться и общаться между собой, считай, полдела сделано.
- После беспорядков в Париже в 2005-м вы были членом комиссии, оценивавшей предложения, как снять напряжение в неблагополучных регионах и предотвратить повторение конфликтов. Какие идеи оказались самыми полезными?
- Моя любимая идея была, на самом деле, очень простой: когда речь шла о неблагополучном квартале с высоким уровнем преступности, один архитектор предложил просто снести два здания и построить на их месте торговый центр — достаточно крупный, чтобы туда стали приезжать люди из соседних районов. И тогда подростки, раньше тусовавшиеся в подъездах, волей-неволей начали встречаться и взаимодействовать с людьми из более благоустроенного мира, и это само по себе постепенно поменяло их поведение. Потом, конечно, можно снести еще два здания по соседству и построить спортивный комплекс с бассейном, затем разбить парк — но, вообще, для начала хватит и этого. Не стоит недооценивать цивилизующее влияние торговых центров.
Интервью