перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Москва глазами иностранцев

Немка о странном отношении полиции к жертвам сексуальных домогательств

Люди

«Афиша» регулярно общается с иностранцами, которые живут и работают в Москве. На этот раз культуролог из Германии рассказывает о своей любви к московским пробкам и грубости, исследовании желто-зеленых заборчиков и о неприятном приключении в московском такси.

Сабина-Лидия Шмидт

Откуда приехала: Оффенбах-на-Майне

Чем занимается: культурный предприниматель, писатель и дизайнер


В Москву я езжу много лет. Я здесь работала, участвовала в различных стажировках и просто люблю тут быть: чувствую связь и с городом, и с русскими людьми. Впервые надолго я приехала в 2009 году, а до того часто приезжала сюда с семьей.

В Москве со мной случались разные приключения: однажды я ехала на велосипеде — и меня сбила машина, в другой раз в моей квартире прорвало трубу и все затопило, теперь этот случай с полицией. Здесь вообще со мной многое случается, и нужно решать возникающие проблемы совсем по-другому, нежели дома: приходится действовать более хаотично, но мне это нравится. Каждый раз, когда я возвращаюсь из Москвы домой, я чувствую, что крепче стою на ногах. Здесь нужно бороться со многим, все чуть-чуть сложнее: труднее общаться с людьми, находить то, что тебе нужно. Не так-то просто даже позвонить сантехнику, если вода затопила квартиру. Когда я возвращаюсь в Германию, вещи кажутся не то чтобы скучными, но слишком простыми. Все четко организовано, все происходит вовремя, а в Москве все немного играют у меня на нервах — например, опаздывают на встречи. Когда я встречаюсь с друзьями, все время жду их в метро. В Москве я часто пользуюсь такси, а дома я вообще на нем не езжу. Наша транспортная система устроена немного иначе, и с вашими троллейбусами у меня так и не получилось разобраться: конечно, я читаю по-русски немного, но мне все равно сложновато. Теперь я хочу выучить русский еще сильнее: в чрезвычайной ситуации моих знаний оказалось недостаточно, чтобы объяснить, что со мной случилось. Когда я оказалась в полиции, мне пришлось звонить подруге, чтобы она переводила мои показания. 

Впервые я приехала в Москву в 2006 году. Это была довольно странная история. Мы с братом путешествовали через Белоруссию, но у нас оказались какие-то проблемы с визой, так что мы не могли пересечь территорию страны. Нас высадили из поезда на границе с Польшей, и пришлось добираться на перекладных: сначала ночным поездом, потом на такси до Киева, потом из Киева в Москву. Когда мы добрались до Москвы, мы провели уже четыре дня в пути и были совершенно измотаны. Моя тетя встретила нас на машине, мы катались по большим улицам и площадям. Мы ходили в монастыри, смотрели туристические места. Помню, что меня сильно впечатлил масштаб города. Я тогда мало знала о российской культуре и истории, но сразу захотела разузнать побольше. Через некоторое время я приехала в Москву одна на стажировку.

Когда я жила здесь одна, мне все очень нравилось. У меня очень активная социальная жизнь на работе, я все время общаюсь с людьми, но иногда хочется побыть наедине с собой. В Москве мне это удается очень здорово: иногда я даже чувствую себя одиноким койотом в городе, когда куда-то отправляюсь, путешествую в метро, рассматриваю вещи, которые кому-то могут показаться скучными, — например, спальные районы. Я люблю ходить в гости к друзьям, мне нравится не туристический центр города, а места, куда ходят обычные горожане.

Фотография: Зарина Кодзаева

Москва в 2008 году сильно отличалась от того, как она выглядит сейчас. Я приезжаю сюда каждый год и замечаю, как она меняется. У себя дома я много каталась на велосипеде и привезла сюда свой геобайк от Peugeot — и это было безумием, казалось, водители на улицах просто не обращают на тебя внимания! Однажды меня даже сбила машина. А сейчас кругом устроили велодорожки, можно взять велосипед в аренду. Но раньше было иначе. Я помню, что кругом было много маленьких палаток и киосков, рядом с моим домом была одна с табаком, одна с газетами, а еще в одной можно было купить батарейки и рыбу. Говорят, что мэр их все снес — и от них остались только следы на асфальте, по которым можно догадаться, где они раньше стояли. Многие вещи изменились, и теперь город работает иначе: все новое и чистое, мы видим, как обновляются дома, появляются новые фасады. Я помню другой парк Горького, совершенно кошмарный, когда за вход нужно было платить 50 рублей.

Трудно сказать, к лучшему ли все эти изменения: мне кажется, раньше в Москве было больше энергии, я немного скучаю по советскому духу, по грубоватости. С другой стороны, здесь так много всего происходит, все время открываются новые места, все становится более удобным — от интернета до ресторанов.

Я работаю в музыкальной сфере, много занималась концертами и помогала своим друзьям — знакомые часто останавливались у меня, когда приезжали выступать. Я еще помню времена, когда ночью на концерты приходила полиция и закрывала бары. Все происходило во дворах: сначала ты идешь в один двор, потом в другой, потом спускаешься в подвал, где идет панк-концерт. Мне нравился этот койотский стиль жизни, когда спрятанные места нужно находить и открывать. Может быть, раньше было и лучше, чем сейчас, когда мероприятия спонсирует правительство или сигаретная компания. Тогда все казалось чуть-чуть, но опасным. Во дворах дрались коты, двери открывал странный фейсконтроль. Город был намного больше субкультурный, чем сейчас, хотя я была в «ЭМА» и ходила в другие новые классные места этим летом. Мне они понравились, но я помню другие времена.

До Москвы я нигде не встречала столько охранников. Интересно, что они не создают ощущение безопасности, просто стоят и строго на тебя смотрят. Недружелюбность мне тоже нравится: помню, как однажды приехала поездом в Москву и спустилась в метро. Мне нужно было купить билетики, и я попросила продать мне один на своем ломаном русском. А женщина в окошке просто криво посмотрела на меня и спросила, что мне надо. И я подумала: спасибо, как хорошо, что ты такая недружелюбная. Потому что теперь я точно знаю, что дома. Эта легкая грубость мне нравится: ее ровно столько, что я могу с ней справиться.

После стажировки я подумала, что хочу остаться в Москве еще на несколько месяцев. Я хотела учиться в художественной школе Родченко, но были юридические моменты, которые не позволили им меня взять, это оказалось слишком сложно. Я много читаю и пишу, зарегистрирована в Ленинской библиотеке, мне нравится приходить туда с книжками и проводить там время. 

А еще у меня была карта всех конструктивистских зданий: я просто гуляла и смотрела на них. Для меня смотреть на архитектуру — все равно что ходить в театр: меня развлекает сочетание неоклассического наследия в центре города и абсолютного хаоса в остальных его частях. Спустя какое-то время к этому привыкаешь, начинаешь видеть за всем этим систему: вот здание из советского времени, вот какое-то изменение перестроечных лет. Мне очень нравится контраст центра города: иногда рядом с совсем ужасным домом, который как будто бы прилетел сюда из пригорода, стоит прекрасное классическое здание.

В Москве так много парков, зеленые пространства здесь прекрасны! Есть одна вещь, которая меня сейчас действительно интересует: эти чудесные желто-зеленые заборчики, я хочу что-нибудь написать об этом. Сейчас я читаю немецкую книгу о цветах в городах, как они связывают пространство с людьми и вещами. Я пока не очень представляю, как объяснить это странное сочетание желтого и зеленого в Москве, но могла бы предположить, что тут имела место какая-то сделка с компанией-монополистом, у которой остались тонны краски только этих цветов. Пока я размышляю об этом с точки зрения урбанистики: в моем городе, например, все заборчики мятного цвета. Тулуза, например, вся раскрашена в розовый, а в Бельгии есть город Шарлеруа, который называется Черным городом: там так много пыли, что все кажется черно-белым. И я хочу сделать книгу с объяснениями, почему все так, и в этой книге страницы будут раскрашены как раз в ключевые цвета.

Постепенно у меня появлялись настоящие друзья, которые показывали мне город как он есть. С ними я ловила машины, каталась туда-сюда, ходила на вечеринки и дни рождения. Со временем я начала звать людей куда-то сама. 

Фотография: Зарина Кодзаева


Москва стала более отполированной и чистой. Такое чувство, что город стал более тихим: машины останавливаются, пока я перехожу дорогу. С другой стороны, кругом идет стройка, и это меня действительно раздражает — как будто гудит большой пчелиный улей. Все на свете работают, и в каждом чертовом углу идет стройка. Дороги перекрыты, строятся новые, я все время должна искать обходные пути.

А в этот раз со мной случилось вот что. Я всегда думала, что я совсем не беспомощная девочка, которая не может за себя постоять. Я была в городе с друзьями и устала, на часах было полвторого ночи, и я подумала, что просто хочу домой. По улице ехало свободное «Яндекс.Такси», из него вышли люди, и я села. Я довольно уверена в себе и никогда не думала, что, пока гуляю ночью по Москве, со мной может что-то случиться: я верю, что если ты оптимист, то все будет хорошо. Поэтому, когда я ловлю такси, я всегда сажусь вперед. Мне нравится болтать с людьми: водители часто спрашивают о том, как мне Москва, я всегда уточняю, едем ли мы коротким или длинным путем. Так что я села на переднее сиденье, и первое время все было в порядке. Но потом, когда мы пересекли Крымский мост, водитель начал флиртовать со мной, спрашивал, есть ли у меня дети или бойфренд. Я отвернулась и стала смотреть в окно: он был действительно неприятный. На голове у меня была шапка, и он ее сорвал — я возмутилась, тогда он начал трогать меня. Я убрала его руки довольно агрессивно, а он все время спрашивал меня: «Почему, почему?» Я стала просить просто довезти меня до дома. Когда мы приехали, я достала бумажник, а он полез ко мне между ног, и в этот момент я начала кричать на немецком. Он попытался забрать мой бумажник, а я занимаюсь боксом и знаю, как защитить себя. Я повернулась и ударила его другой рукой. Он полез в бардачок, и все смешалось у меня перед глазами, я подумала, что он собирается достать нож, поэтому выбросила все, что было в этом бардачке, на улицу и побежала домой. Стала стучать консьержу, он вызвал полицию. А на улице валялось содержимое бардачка: паспорт, поясная сумка и жевательная резинка. Приехала полиция и сказала, что раз есть паспорт, то это хорошо. Я заполнила все документы в полиции, и они сказали, что перезвонят. Потом поехала домой, выпила водки, позвонила друзьям. Я не то чтобы чувствовала себя ужасно — в конце концов, у меня получилось защитить себя, я была сильной, мне казалось, что я победила, раз забрала его паспорт. Но, конечно же, это произошло случайно — автоматически схватила все, как будто бы это была моя сумка.

Тот парень просто уехал: полиция все проверила, но так его и не нашла. При этом они сказали мне, что если даже найдут его, то ничего не смогут сделать: фактически он ни в чем не виноват, ничего не случилось! Он не изнасиловал меня, он меня просто трогал. Он просто попытался украсть мой кошелек — хотя ему бы это и удалось, не умей я постоять за себя. Мне сказали, что он не сделал ничего особенного, просто потрогал меня, хотя я и не понимаю, в чем заключается принципиальная разница, если ему не удалось залезть ко мне в штаны. Еще они сказали, что могут быть проблемы из-за того, что у меня осталась сумка того парня: он может сказать, что я ее у него украла. По закону, как они сказали, ничего нельзя сделать: может быть, он потеряет работу в «Яндексе», а может, и нет — зависит от решения компании. А еще они сказали, что это была моя проблема и вина. Что, возможно, я и сама виновата в случившемся потому, что с ним флиртовала.

Мои друзья рассказывали мне подобные истории, и мне кажется, что этот ужасный вывод здесь довольно типичен. С одной стороны, кажется, будто здесь нет гендерной несправедливости: женщины работают так же много, как и мужчины, но если мы действительно начнем говорить о правах женщин, то увидим совсем другие проблемы. К женщинам относятся хорошо, мужчины помогают поднять сумки на лестнице, открывают двери — это редко можно встретить в Германии. Мужчины действительно милы с женщинами, но, с другой стороны, в такой ситуации, в которой оказалась я, женщины рассматриваются просто как объекты.

Есть еще одна важная тема, которую я бы хотела отметить. О том, что случилось со мной, я рассказала друзьям и семье, и все они спрашивали, откуда приехал водитель такси — из Азербайджана, Таджикистана, с Кавказа? Многие свели то, что случилось со мной, к мусульманской теме. Для меня важно сделать акцент на том, что это могло случиться со мной где угодно, в Стокгольме и Берлине. Действительная проблема заключается не в том, что ко мне приставал водитель такси, а в том, что случилось после. В Германии полиция предложила бы мне поговорить с женщиной-психологом — это было бы первое, что они сделали. А я сидела в машине с тремя молчаливыми мужчинами-полицейскими, и от этого мне стало еще страшнее, хотя я и уверена в себе. Какой-нибудь другой девушке на моем месте обязательно потребовалась бы помощь психолога. В Германии, если твой босс к тебе пристает, ты всегда можешь пойти в полицию, и у него обязательно будут проблемы: это попадет в его резюме. Конечно, они отвезли меня в отделение, послушали, а потом проводили домой, но через неделю полицейский приехал снова и сказал, что теперь должен все проверить. Он якобы должен был защитить меня от проблем, которые могли возникнуть, если таксист скажет, будто я украла его сумку. А еще полицейский сказал, что думает, что дальше будет хуже: политика такова, что законы не станут лучше, никто не станет ни о ком заботиться больше. Может быть, им действительно все равно, а может быть, мой таксист просто дал им денег, и они так себя вели. Так считает моя тетя. Она старше, застала советские времена и утверждает, что раньше дела обстояли именно так. Я не хотела для него неприятностей — я просто хотела, чтобы он не делал так больше, не трогал ни русских женщин, ни иностранок. А еще полиция сказала, что я оказалась в выгодной позиции: я иностранка, а сейчас никто не хочет проблем с иностранцами. Но я хочу, чтобы со мной обращались как с обычной женщиной!

Я вижу три серьезные проблемы в Москве: как обращаются с женщинами, как относятся к мигрантам, как вершится правосудие. Недавно я шла мимо здания суда, и перед ним стояла статуя Фемиды с открытыми глазами. А ведь Фемида обычно изображается с повязкой на глазах (это символ беспристрастия). Когда я увидела эту статую, я подумала: «Господи, это так по-русски». Она смотрит на всех открытыми глазами и судит людей в зависимости от их статуса.

Но мне действительно нравится быть здесь. Возможно, я снова приеду сюда надолго. Мне нравится наблюдать за изменениями. Я люблю моих друзей, здесь есть люди, на которых я могу рассчитывать, которые проходят со мной всю мою жизнь: я смотрю, как они растут, женятся, становятся родителями. Мне нравится арт-сцена, мне нравится смотреть, как развивается культура. А еще энергия города, его громкость: я просто обожаю эти пробки, которые переполняют Москву. Пока я переслушивала свои новые русские пластинки на кухне, думала, что Москва романтична, может быть, даже с каким-то немного диким оттенком. Возможно, из-за этой ее романтичности я и чувствую себя здесь так здорово.  

Я думаю, здесь есть много проблем, о которых никто не говорит, — например, о репрессиях или войне. Никто не работает с историей — ни с политической, ни с личной. Здесь не так много способов публично говорить о своей истории. Как и с теми же попытками изнасилования — в Германии тебе дадут психолога, а здесь никто не готов разговаривать с тобой. Все будут рады, если ты просто будешь помалкивать. В семьях, среди друзей все немного иначе, но в обществе, как мне кажется, все обстоит именно так.

Русские — пессимисты во всем, что касается будущего, но при этом могут быть счастливы в настоящем, умеют радоваться тому, что у них есть. Такая странная смесь из тревоги за будущее и радости в настоящем.

Ошибка в тексте
Отправить