По всем признакам владения сыродела Джея Роберта Клоуса — то редкое место, каких в окрестностях Москвы фактически нет: ферма, где варят собственный сыр, растят органические овощи и фрукты и куда может приехать любой желающий — посмотреть, как делается гауда и эдам, подоить козу, поесть органической еды и поучаствовать в повседневной фермерской жизни. Есть еще «Горчичная поляна» Александра Бродовского — но до нее 270 километров, а до сыроварни Клоуса — каких-то 69, час с небольшим на электричке. К тому же держит ее колоритный американец, человек интересной судьбы — бывший повар Hungry Duck, Chesterfield и еще десятка московских злачных мест.

На деле все оказывается так — и не совсем так. Клоус действительно существует, а на ферме действительно варят сыр — 23 сортов, довольно вкусный. Но это явно не то место, которое может присниться в сладком сне восторженному московскому экотуристу. Это крохотный участок земли в районе Солнечногорска, на задах деревни Мошницы — в пятистах метрах от оживленной трассы, бок о бок с дачными коттеджами и заводом по производству пластиковых окон. Сыроварня — это небольшой домик, на первом этаже которого с трудом умещается кухня, 300-литровый котел для варки сыра, стол с парой сырных прессов, туалет, два холодильника, старый телевизор и аквариум с игуаной по имени Бен Ладен (на втором живет сам Клоус с женой Валей). Обойти участок можно минут за пять, кухню же не то что обойти — там сесть иногда бывает негде.

«Добро пожаловать на Jay’s Organic Cheesefarm!» — салютует с крыльца поджарый татуированный мэн и исчезает за домом: коза Дашенька сорвалась с привязи и обьедает теплоизоляцию с труб — нужно спасать.

Вернувшись, он проводит экскурсию: бесформенные заросли под ногами — это не сорняки, а посевы петрушки, лука и укропа. В теплице — свои помидоры, вроде как десять сортов, и пять сортов салата. Еще тут растут кабачки, тыква, цукини, земляника с клубникой, малина, разные перцы, шпинат, капуста — Клоуc перечисляет и дальше, потом сбивается и говорит: «Больше не помню, жена сажала, я только насчет срывать». Еще на участке есть сарай, он же сеновал, рядом блеют козы и — неожиданным образом — высится беседка с джакузи («помыться после работы»).

Локальной экозвездой Клоуcа, кажется, сделала «Лавка», которая торгует его сырами: о «ковбое с русской судьбой», как его аттестует «Московский комсомолец», успели снять сюжеты решительно все — от НТВ и Первого канала до CNN и «Аль-Джазиры». Работать «беби-ситтером для журналистов», как деликатно выражается Клоуc, он даже немного устал: паблисити вещь полезная, но вроде уже хватает, дохода же от нашего брата никакого, а от дела приходится отрываться. А вот экотуристов Клоуc ждет с распростертыми объятьями: туристы, говорит он прямо, — это деньги, а деньги ему нужны. Очень.

Культурную программу он обрисовывает кратко: за 1500 рублей в день можно самому поучаствовать в варке сыра, попробовать разных сыров, пообщаться с животными и поесть того, что Клоуc приготовит (среди хитов — кесадилья с сырами и запеченная баранина с розмарином и специями). Ну и потом — помочь по хозяйству. Тут улыбка Клоуcа становится шире: «Приедет турист — что будем делать? Забор надо двигать, фундамент ставить. Будку для собаки делать. Дорогу помогать делать. Песок грузить, тележки возить. Заказы помогать расфасовывать. Консервировать банки будем, соленья! Варить неаполитанский соус! Рубить мясо, фарш делать, раскладывать по пакетам в морозильник на зиму! Каждый день — новый опыт, you know?»

На близость трассы и завода, не очень вписывающегося в образ экофермы, Клоуc машет рукой: «Экология, думаю, нормал! Ну трасса, ну и что? Да он не работает почти, этот завод. Вот только когда мусор жечь там начинают, тогда плохо — к нам же все несет. Какое они право имеют мусор жечь?»

На первый взгляд, все это выглядит легким надувательством, пусть даже и жизнерадостным. Экотуризм — это, конечно, всегда волонтерство и помощь чужому дяде, но взамен обычно предлагается некоторый уникальный опыт, здесь же он неотличим от посещения подмосковной дачи — петрушка у Клоуcа не более органическая, чем на любом участке по соседству, то же и с козами, а уникальный опыт по установке забора и расчистке дорожек гарантированно можно получить на каких-нибудь дружественных шести сотках. Вероятно, даже среди никогда не видавших козы москвичей (и даже среди клиентов «Лавки») сложно будет найти граждан, которые представляют себе экотуризм именно в виде вскапывания чужого участка в окрестностях платформы Головково, пусть даже и с сырной кесадильей в виде бонуса. Ну да, тут варят сыр — но 300-литровый котел раскочегаривают редко, обычно сыр делают небольшими порциями, и это хоть и любопытный, но не то чтобы невероятно увлекательный процесс: молоко, закваска, получившуюся массу — в сырный пресс (или, если это, допустим, рикотта — в полотняный мешок). Все.

Но, однако, надувательством все это кажется ровно до того момента, пока Клоуc не открывает рот. Есть на свете люди, от историй которых гарантированно падает челюсть — и Клоуc из их числа. Он родился в Нью-Йорке, воспитывался в Мексике, учился в Англии, жил на крокодильей ферме в Папуа — Новой Гвинее, мотался по Австралии, переезжал в Италию, чуть-чуть побыл в Испании и Германии, семь лет прожил во Франции — на барже, рядом с баржей Пьера Ришара, а в начале 90-х случайно попал в Россию — и застрял тут на 17 лет. Просто решил показать Париж гостям модного ресторана, поваром которого тогда работал, а гостями оказались Андрей Кобзон, Валентин Юдашкин, Сергей Захаров и компания. «Мы поколбасились по разным крутым местам, все на халяву, меня ж все знали, потом к байкерам поехали, познакомились с Беатрис Даль — ну, нормально. Я ж не знал, что это такие мощные люди! Ну, махали они, конечно, пачками денег, ну и что? А потом они вызвались мне так же показать Москву. Я и приехал. В 1993 году, на 10 дней. Ну, интересно было».

Он начал частным поваром Кобзона-младшего и за 17 лет успел побывать поваром и/или менеджером почти всех экспатских заведений Москвы — Hungry Duck, Chesterfield, Boar House, Club XIII, «Папа Джонс», «Джонни-толстяк», Bells, «Жигули», Justo, Justo Banya Douche, «От заката до рассвета» и проч. и проч.

Был переводчиком, водителем, беби-ситтером для детей танцовщиц, три года мотался с Club XIII на Ибицу, устраивал петушиные бои и черепашьи бега, летом служил коком на теплоходе Москва–Ростов и Москва–Петербург («Волгоград, Кижи, Углич-бублич, Кострома. Скучно было, а там движуха, панорамы всякие, экскурсии»).

Когда в заведения вроде Chesterfield каждые две недели привозили разные кабацкие американские группы, он их встречал, был их бодигардом и экскурсоводом — и жил в пентхаусе с видом на Красную площадь, который делил с Богданом Титомиром: «У него 400 метров, у меня 400 метров, а душ и туалет общие. И за них шли войны — он же типа крутой. Но я ему сразу сказал: фак ю, еще посмотрим!»

А потом он устал от Москвы и от клубов и купил коз, коров и кусок земли — бог знает где, зато свой.

Нет, это история совсем не про экотуризм. Это история про то, что рядом с платформой Головково поселился обаятельный чудак — где-то под ногами, между джакузи и сеновалом, у него и вправду можно найти пучок органического шнитт-лука, но разве в нем дело?

Представьте, что рядом с вашим дачным кооперативом купил участок Игги Поп. Покурите с Клоуcом хотя бы минут 10, и 50 долларов, возможно, не покажутся такой уж громадной суммой за право выпить с ним самогона и послушать о том, как страусы нападают на людей.