«Это почти как «Дом-2» или «Каникулы в Мексике» Неделя на съемках шоу «Вечерний Ургант»

Час до эфира. Накануне прошла премьера, обстановка в студии слегка нервозная: администраторы, музыканты, техники носятся туда-сюда, переговариваясь по рациям. Иван Ургант за столом репетирует выход гостей — актеров фильма «Мстители»: «Сегодня у нас в гостях… Вы че, ребят, мы что, их втроем выводим? Вот сядет сюда Джереми Реннер — и что? Я его вообще не вижу». Следующие пятнадцать минут редакторы по гостям, режиссеры, световики и, кажется, вообще все придумывают, как усадить на диван трех человек так, чтобы ведущий не выглядел как человек в маршрутке, обращающийся к водителю. «Не надо там ничего менять, — раздается по громкой связи голос режиссера. — У нас диван выпадет из света». Ургант нервничает, стучит по столу карандашиком: «Так, нет, все это полная фигня. Это вообще нельзя делать! Почему мы сейчас это решаем? Мы что, вчера не знали, что их будет трое?» Кажется, еще минута — и от напряжения все взорвется. Спокоен только один человек — блестящий от геля качок в татуировках, сидящий с закрытыми глазами в первом ряду. «Ребята, все, хватит, у нас двадцать минут до э-фи-ра», — кричит ведущий. У входа уже толпится публика. Через пять минут их пустят в зал, а еще через десять начнется съемка, и о том, что здесь творилось, до того как сюда вошел первый зритель, узнать будет невозможно.

Вечерние шоу появились в Америке, кажется, раньше самого телевидения. Лучшие late nights идут на каналах по тридцать лет, а ведущие старятся в кадре. Формат предельно прост: вначале ведущий читает сатирический монолог о главных новостях дня, дальше идут рубрики и скетчи, приходят один или парочка гостей. У некоторых в конце бывает музыкальный номер. Ничего нового годами и даже десятилетиями. И тем не менее цифры зашкаливают, а в гости к Леттерману или Джимми Фэллону идут и Скарлетт Йоханссон, и Кит Ричардс, и Барак Обама. И еще неизвестно, для какой из сторон это почетнее. Когда в России появились слухи о том, что Эрнст и Ургант запускают late night show, многие покрутили у виска: несколько попыток адаптировать этот жанр под российскую действительность закончились полным крахом. Некоторые до сих пор повторяют: у нас ночью телевизор не смотрят. Особенно те, на кого это рассчитано.

За неделю до выхода в эфир Иван Ургант расхаживает по точной копии американской студии каждого второго вечернего шоу — стол и стул для ведущего, диван, за ними мерцают небоскребы. Ургант спокоен, отпускает шуточки через слово и корректирует, кажется, всех кто имеет отношение к его программе: «Почему видео такого качества? Путин, что, играет на пианино в спичечном коробке?», «Зачем здесь свет? Я же должен выходить из темноты». Исправляют все невероятно быстро.

На «Вечернем Урганте» отказались от услуг сайта massovki.ru, который с одинаковым успехом поставляет людей и на программу «Пусть говорят», и на митинги на Поклонной, и решили собирать гостей через группу в фейсбуке. Работа с публикой — тоже американская традиция, считается, что перед живым залом ведущий будет шутить точнее и острее, чем перед воображаемым телезрителем.

«Проходим в зал!» — стайки девушек в цветных легинсах и их спутники с длинными челками вплывают внутрь, еще от дверей начиная отыскивать глазами ведущего. Ургант появляется перед зрителями и расплывается в сладкой улыбке: «Смейтесь, не стесняйтесь, вас все равно не показывают. Так что если у кого-то улыбка не идеальная или зубной камень — неважно». Девушки хлопают в ладоши. Ургант шутит про заседание Госдумы, про то, как Путин играл на расстроенном рояле, и про аренду палаток на площадях на случай, если кому-то захочется устроить персональный митинг. «Ну а на прощание, дорогие друзья, — заявляет он после нескольких не самых смешных рубрик, — хочется сказать то, что каждый раз говорит Сергей Удальцов в полиции: «До завтра, ребята!» Кажется, в зале не все знают, кто такой Сергей Удальцов.

Самое сложное в этом формате (если не считать того, что нужно хотя бы пару раз за программу быть смешными) — это производство. Большая часть вечерних шоу в Америке идет в прямом эфире, остальные пишутся в тот же день. В «Вечернем Урганте» выбрали второй вариант. «Когда я сюда пришел, то сказал: мы должны понимать, что мы не телевизионная программа, а информ­агентство», — креативный продюсер «Вечернего Урганта» Андрей Савельев сидит в небольшой комнате на 9-м этаже телецентра. Помещение редакции «Вечернего Урганта» досталось историческое: когда-то здесь сидел Парфенов с «Намедни». Еще полгода назад о телевидении Савельев не знал почти ничего. После того как петербургский журнал «Собака.ru», которым руководил Савельев в Москве, стремительно закрылся, Андрей на какое-то время затерялся — пока однажды в очереди на вечеринке не встретил Урганта, который рассказал, что делает шоу, и спросил, нет ли у него знакомых редакторов. Ургант хотел собрать в команде как можно больше не телевизионных людей, потому что «людей проще научить, чем переучить». Сотрудники, как и Савельев, появлялись неожиданно: как-то выяснилось, что курьер — отличный графический дизайнер. На следующий день он вышел на работу.

«Смотри, ну и рожа», — Савельев показывает на диковатые лица чиновников в новостях и тут же, бормоча что-то под нос, записывает время и канал на бумажку. Новости здесь собираются отовсюду. Для того чтобы каждый день Ургант мог записать начальный монолог, с раннего утра несколько редакторов собирают все события и отправляют авторам список лучших из них. Десять человек — двое из которых достались Урганту в наследство от «Прожекторперисхилтон», еще несколько из КВН, а остальные были собраны по друзьям — разбиваются по парам и начинают шутить до тех пор, пока не становится понятно, что есть хотя бы 10 неплохих скетчей, которые можно нести Ивану. Говорят, что Ургант и никто другой — главный фильтр того, что попадает или не попадает в эфир. «Пока мы, конечно, только интуитивно можем понять, смешно это или нет. По себе или по реакции Вани, — рассказывает один из хедрайтеров Денис Ртищев. — В этом смысле «Перисхилтон» легче. У них побольше времени на анализ и новостей, и шуток. А здесь мы можем столкнуться с тем, что в новостях просто ничего нет интересного». Впрочем, в последнее время хватает новостей, с которыми можно вообще ничего не делать — просто читать. «У нас, кстати, это очень чувствуется, — добавляет Андрей Савельев. — Иван зачитывает монолог перед зрителями: «В Чечне были найдены яйца динозавра» — и аудитория начинает хохотать и хлопать. Ваня не понимает, в чем дело, шутку-то он еще не произнес. А все хохочут. Потому что все подумали, что сама новость — и есть шутка».

Вечернее шоу без политики — это примерно как пирог без муки. При этом места для политических шуток пока в «Урганте» немного: Болотная, Сахарова и прочая крамола проскальзывают в первые пару минут, а дальше идут актриса Ходченкова, кинокритики и кинозвезды. Аккуратное обращение с политическими темами (даже в наглой ургантовской манере) происходит, видимо, потому, что создатели этой программы пока и сами не поняли, что им можно, а что нельзя. За пару дней до эфира на вопрос «Вы сами понимаете, как далеко вам можно зайти?», Ургант ответил: «Пока не знаю». Есть, по словам Урганта, и другая проблема — российские политики. Тут бы и рады позвать в гости первых лиц государства, да те не идут. А рангом поменьше мнутся и сомневаются: что если свои не поймут. «Все наши политики абсолютно деревянные, они не умеют быть людьми. Мне кажется, неудача многих наших из них именно в том, что они боятся быть смешными или уязвимыми. К живым людям можно испытывать эмоции. А мы все выбираем политиков из двух зол», — говорит Ургант.

При всей легкости этого формата в Америке в вечерних шоу говорят и на серьезные темы. После терактов 11 сентября, например, Леттерман вышел со специальным выпуском — в «Вечернем Урганте» пока сплошной шоу-бизнес. Ургант объясняет, что и это может меняться. Вопрос в том, когда.

«Иван, Иван, — кричит девушка из первого ряда зрительного зала, — подойдите ко мне». Ургант не откликается. «Иван, — голос звучит жестче, — подойди сюда». Ургант, глядя в другую сторону, бросает: «Не могу я сейчас подойти». Зал забит — впервые за семь лет на Первый приехала Земфира. Уже пятнадцать минут в студии ждут, пока она выйдет спеть еще раз. До записи всех предупредили: «Возможно, вам так повезет, что вы услышите эту песню несколько раз». Земфира спела уже дважды. «Иван, — кричит девушка из второго ряда, — а можно нам фотографию с Земфирой!» «Можно, — c интонацией советского пионервожатого отвечает Ургант, — если догоните». В студии появляется Константин Эрнст. Заходит он сюда довольно часто, идея запустить эту программу  принадлежала ему. На канале рассказывают, что вечерний эфир — любимая игрушка Константина Львовича, и нет в праймтайм такого шоу, в котором его имя не стояло бы в титрах. Эрнст разговаривает с арт-директором канала Дмитрием Ликиным. В проходах студии собралось, кажется, все руководство. «Иван, — раздается снова голос настойчивой женщины из первого ряда, — вы подойдете ко мне наконец?» Не услышав ответа, женщина с яростью перекидывает сумку и пальто через ограждение на съемочную площадку, через секунду пытается перелезть сама, а еще через две охранники уводят ее из зала. «Так, друзья, а кто придет на съемку завтра? — делая вид, что ничего не произошло, Ургант обращается к зрителям. В зале поднимаются 5 рук. — Да, популярное шоу у нас получается. Мне обидно знаете что? Несколько сотрудников тут сидят, и никто руку не поднимает». «Считай, что уволены», — доносится голос Эрнста.

За музыкальную часть в «Вечернем Урганте» отвечает критик «Коммерсанта» Борис Барабанов. Он рассказывает, что еще на стадии обсуждения они с Ургантом решили, что хотят звать на этот проект группы, которые не увидеть по другим каналам. Принцип, по которому отбирают музыкантов, понять довольно сложно, но, оказывается, это и есть принцип: «Мы бы не хотели ставить две однотипные группы подряд. Вот была группа Extreme, а потом Гуша Катушкин. Это было прекрасно, но даже зрительно они очень похожи. Мы постараемся, чтобы была определенная пестрота. Сегодня оркестр, завтра человек с гитарой, потом The Vocа People, затем Вася Обломов и группа Guns N’ Roses. Чтобы ни у кого не возникало вопроса, каким нужно быть, чтобы попасть на эту программу», — рассказывает Барабанов.

Все, кто имеет отношение к программе, постоянно повторяют: «Это не площадка для экспериментов, это не политическое шоу, это не жесткая сатира, да и вообще не сатира. Это развлекательное шоу». На вопрос, может ли в эфире «Вечернего Урганта» появиться группа «Барто» или Нойз МС с песней про мерседес, Барабанов отвечает: «Нойз МС у нас уже стоит в плане, а что касается цензуры… То, что говорит Ваня, — это гораздо радикальнее, чем любая рок-группа, которую мы можем позвать. И когда он произносит: «Так часто бывает, что яйца в Чечне, а голова в Дагестане», то тут никакие Pussy Riot рядом не стояли. Но это все подается на таком бодряке, что не всеми эти шутки прочитываются».

Шутки Урганта действительно понятны далеко не всем. После выхода первых программ одни обвинили его в том, что он шутит про Болотную, аресты и Удальцова (а вроде как нельзя). А другие, напротив, похвалили за то, что «Иван Ургант на Первом канале такой смелый». «На мой взгляд, шутить можно про все что угодно, и очень странно для меня, почему можно шутить про одних, но нельзя шутить про других, — Ургант теребит в руках айфон в салатовом чехле. — Здесь, мне кажется, вообще важен сам факт того, что мы здесь говорим о том же, о чем говорим вне телевидения, в обычной жизни и таким же языком. Это бывает более смешно, бывает менее смешно, бывает даже вообще не смешно». На полках в его кабинете — бутылка бордо, пластинка Coldplay, подарок от Дениса Симачева. Рядом со столом — музыкальный автомат и диск группы The Doors.

Ургант рассказывает, что любил late nights еще задолго до того, как Эрнст предложил делать эту программу. Что для того чтобы сделать все грамотно, они выписали из Америки консультанта Билли Кимбалла (среди прочего сценариста «Saturday Night Live») и попытались отстроить процесс так, чтобы эфир был максимально приближен к прямому. Чуть ли не лучшие эпизоды «Вечернего Урганта» — именно те, где программа больше всего похожа на реалити-шоу. Вот Ургант яростно стучит карандашом по столу, и девушка-ассистент появляется в кадре, молча забирая карандаш. Вот с переводчиком во время интервью с Гусом Хиддинком возникают проблемы, и вместо того чтобы остановить запись, Ургант и Хиддинк продолжают говорить по-английски. И то, что свои ошибки здесь пытаются возвести в прием, — одно из главных достоинств этого проекта. Для того чтобы этот формат заработал, в Америке тратят десятилетия. Довольно честно, если у тебя сразу не получается, открыто в этом признаться.

«Мы не говорим, что мы здесь все суперпрофессионалы, про многие вещи мы вообще не понимаем, как они делаются, — соглашается Савельев, — это такая бельевая веревка, которая сегодня оборвется, зато на следующий день у нас есть все шансы повесить ее правильно. И у людей есть шанс следить за этим каждый день, так что мы — это почти как «Дом-2» или «Каникулы в Мексике».