Ответы. Чулпан Хаматова, актриса

Пока страна смотрит на Чулпан Хаматову в сериале «Доктор Живаго», сама актриса находится в цейтноте: 26 мая в «Современнике» — премьера «Антония и Клеопатры» с Хаматовой в главной роли, а 1 июня там же — второй благотворительный концерт в помощь детям, больным раком крови, организованный Хаматовой и Диной Корзун.

 — Десять минут назад по НТВ начался «Доктор Живаго». Говорят, вы долго не соглашались там играть Лару. Почему?

— От испуга перед предстоящей работой. Я снималась в «Детях Арбата» и понимала, как это тяжело. Это как за год снять 10 фильмов. А у меня начинались репетиции «Голой пионерки», и я знала, что это будет стоить крови. Собственно говоря, поэтому и отказывалась — от испуга перед предстоящей работой.

— Я пару дней провел у телевизора — вас там очень много.

— Ничего не могу с этим поделать. Это началось после передачи «Жди меня» и рекламы часов, куда я продалась, и в итоге на себе испытала, как портится настроение, когда ты висишь на каждом столбе.

— Портится?

— У меня портится. Прошел человек с неправильной энергетикой — а я ничем не защищена, никакой ролью. Неудачный был опыт. Что касается фильмов, я сезон не снималась. Прошлым летом снялась у Янковского, следующим буду у Эшпая.

— А в Германии снимаетесь?

— У меня там вышли две премьеры, но все равно там ты русская — и этим все сказано. Спектр ролей гораздо уже. Но в России так или иначе начинаешь относиться к себе как к некой звезде. А там молодой режиссер не умирает от страха, потому что к нему пришла медийная девица, которую захотели продюсеры, — он сам ее выбрал, он ей может делать замечания. Благодаря этому моя самооценка остается в пределах нормы.

— Насколько похожи съемочные площадки в России и Германии — по атмосфере, по степени истерики?

— В Германии нет ассистента по актерам — хочешь обедать, встаешь в очередь с осветителями. Но там понимают, что твоя нервная система работает на фильм, и никто не повышает голоса. А у нас все орут, смеются, звонят мобильные и так далее.

— У вас теперь есть журналистский опыт — вы несколько месяцев писали колонку в «Известиях».

— Это не совсем журналистика, я не брала ни у кого интервью…

— Но вам приходилось раз в неделю придумывать тему для колонки.

— Нет, слушайте, это ужасная профессия. Это труд, на который я сейчас просто не имею права. Если хочешь, чтобы было хорошо, — нужно терзаться всю неделю, придумывать тему, думать, будет ли это интересно читателю. А я поняла, что кроме театра меня ничего не волнует.

— Вы опять делаете большой благотворительный концерт. В чем отличие от прошлого года?

— Мы собираем деньги не для Москвы — тут все более-менее движется: президент приехал к больным детям, обещал построить онкоцентр, аппарат для облучения крови поставили… Мы же будем собирать деньги для городов, где нет самого необходимого. Например, детям c лейкемией, чтобы не колоть все время в вену лекарство, ставят катетеры. Вот там даже катетеров нет. Или аппарат, который дозирует капельки в капельницах, — мамы сидят и сами считают эти капельки. Всех детей, у кого под вопросом диагноз, отсылают в Москву — а Москва не успевает. Есть дети, которым нужно на срочную трансплантацию, а они не успевают, потому что стоят в очереди.

— Весь последний год вы занимались больными детьми. Все получилось?

— Когда мы с Диной Корзун ходили ко всяким начальникам, один сказал: меня не интересуют эти 10 детей, распишите это все на национальном уровне — и я готов жертвовать миллионы. Но эта история была прекрасна тем, что есть один конкретный ребенок, который не должен умереть. Каждому человеку, когда он болеет, хочется, чтобы его опекали, тем более ребенку. Внутренняя вера, что взрослые все сделают, — она помогает: врачи говорят, там сразу совсем другие анализы.