Москва изнутри Евгений Хавтан о Кузьминках

Это наш дом и двор. Двор — понятие святое. Здесь собирались только те, кто жил в окружающих его домах. Если ты чужой и пришел из другого дома, то тебя могли спросить, откуда. Если ты был пришлым, то получить по морде просто так на ровном месте было совершенно нормально. Однажды мы с лучшим другом Андреем Савушкиным вышли во двор. У него была здоровая собака — лайка, которую кормили голубями. Отлавливали птиц на улице и потом варили из них суп. Так вот, каждый вечер мы гуляли с ней, но в тот день ее с собой не взяли. Где-то незадолго до этого наши парни наваляли кому-то из другого двора. Их стали усиленно искать. Мы встретили команду из двадцати человек, которые спросили: «Вы из каких домов?» Мы сказали: «Из 32-х». Дальше я ничего не помню — били сильно. Мы потом где-то неделю в школу не ходили.

Я рос в небогатой интеллигентной семье. Мама — учительница. Папа — инженер. Не скажу, что дети рабочих жили беднее. Хотя среди нас были богатые c мамой-продавцом в магазине и папой-товароведом. И к ним относились с презрением. Богатым было быть западло и немодно. Все жили примерно одинаково. Чуть хуже, чуть лучше.

Свободное время проводили своеобразно. Плавили свинец например. Для чего? Не помню. Многие покупали портвейн и отправлялись в парк «Кузьминки» пить, во дворе не употребляли — могли родители застукать. Причем пили так: кто больше в себя вольет. Часто приносили товарищей домой. Мне это не очень нравилось, меня не интересовали развлечения типа пойти кому-то морду набить, выяснить отношения. Иногда приезжали подраться ребята из Люберец. Часто наезжали из Текстильщиков — они тоже будь здоров были, без принципов. У кого были велосипеды — катались на них. Это клево было. В кинотеатры, а у нас их два — «Высота» и «Ташкент» — ходить по одному было небезопасно. Ходили группами 5–10 человек. Другого досуга не существовало. Дома, когда родителей не было, еще собирались. Кто пил портвейн, кто курил. Так и жили.

Зимним развлечением был хоккей. Мы покупали в спортивном магазине клюшки и сами гнули их. Размачивали, после зажимали между батарей и заклеивали стекловолокном. Попасть на каток было невозможно. Толпы сюда приходили, а сейчас никого не бывает.

Школа. Видите — на одном пятачке стоит два здания. Та, что повыше, старой постройки — раньше была желтого цвета. Если тебя спрашивали, из какой ты школы, и ты говорил «из желтой» — тебя принимали за нормального. Я учился в белой. Считалось, что там учатся дебилы. В белой школе учились поклонники роллингов. В желтой — «Битлз». Иногда на этой почве били друг другу физиономии. Еще у желтой школы было свое футбольное поле. На нем нам не разрешали играть. За это мы их ненавидели. У нас были замечательные учителя. Помню историка Вячеслава Ивановича. Однажды мы встретились с ним в очереди за спиртным. Было стыдно, но из очереди никто из нас не ушел. Он взял пару бутылок. Мы — свои. И разошлись, как будто не знакомы.

Классе в восьмом мы решили создать вокально-инструментальный ансамбль. В актовом зале на втором этаже нам разрешили репетировать. Я играл на гитаре. Репертуар — «Веселые ребята», «Машина времени». Когда к нам присоединялась девочка-вокалистка, начали исполнять песни Аллы Пугачевой. Хорошо, что тогда в каждом ЖЭКе были ансамбли. Мы, например, не имели своей ударной установки — ходили брали у соседей. Причем частями. За один раз ее было не унести. В школе меня и так не били и не обижали, а после того, как я начал играть на гитаре, — уважение только выросло.

Хотя сначала мало кто знал, что в школе есть группа. Даже на выпускной, где полагалось играть настоящей группе, пригласили других музыкантов — профи. Не помню, как они назывались. И они попросили выступить на разогреве у них, сыграть пару-тройку песен. Мы выступили. Все школьники обалдели. Никто же не знал, что в школе существует ансамбль. Но больше всего меня поразила реплика музыкантов, они спросили: «Ребята, вам не крутовато браться за такие сложные композиции?» До сих пор обдумываю эту фразу. Хорошо мы сыграли или плохо — загадка. Это был выпускной, после которого мы с классом не виделись. Представляете, ни разу не собирались вместе. Хотя и живых-то осталось не так много. Пьянство, наркотики. Мы — поколение, которое не смогло пережить все глобальные изменения в стране. Поколение пьяниц.

В этот детский садик я тоже ходил. Мне нравилось. А школе не понравилось так, что 2 сентября я уже не хотел туда ходить. Помню, в детском саду в первый день я поставил на подоконник остывать кашу, а ее съели.

Слышите из окон шум? Музыка здесь играла всегда. Иногда те, у кого были хорошие записи, выставляли магнитофон в окно, чтобы все могли послушать. Но гораздо чаще из окон неслись крики алкашей.

Есенинский бульвар — наверное, самое красивое и зеленое место района. Березы растут, памятник поэту стоит. Ходили сюда кучками. Но не всегда получалось избегать столкновения. Два раза я здесь получал. Ходили в основном затем, чтобы выпить. Водку тогда мало пили. Больше портвейн «777» или пиво «Жигулевское».

Здесь всю жизнь находился и находится гастроном, который мы называли «стекляшка». Весь район ходил в него отовариваться. В этом же доме был металлоремонт, библиотека, аптека, почта. Это был культурный центр района. А за пластинками, канцтоварами и одеждой ездили в универмаг.

Раньше на месте «Пятерочки» была общественная столовая, в которую мы часто ходили. Мама моя, как и многие родители моих друзей, почти всегда были занята. Готовили дома редко, и мы приходили сюда. Это не был светский выход, как в ресторан. Забежали поели: борщ, котлеты с капустой, компот в липких стаканах. Черный хлеб мазали горчицей — нормальный обед. Стоило дешево. А на светские места, типа кафе, у нас не было денег. Ходили туда по большим семейным праздникам. Да и то все это происходило в центре города. Здесь ничего подобного не было.